ALL NIGHTS ALIKE

 

 

   Осень. Конец  ноября.

   Она  бежала  по  пустынной  засыпанной  мокрым  снегом  тропинке. Бежала  домой. Скорее, скорее!… Ее  хрупкое  тельце  не  могло  согреться  в  старых  лохмотьях, и  завывавший  ледяной  ветер, летящие  на  встречу  хлопья  снега  безжалостно  обжигали  нежную  кожу… Волосы  намокли, стали  темно-кровавого  оттенка… Она  продолжала  бежать, бежать  и  слышать  сквозь  стоны  языческих  демонов  ветра  слова, которые  ничем  нельзя  было  заглушить… “Зачем  мне  беременная  женщина?! И  даже  не  женщина, а  глупый  наивный  ребенок!”  Это  про  нее… Леморт  редко  разговаривал, а  если  и  говорил, то  только  либо  “да”,  либо  “нет”. Его  необщительность  усугублялась  врожденным  пороком – левая  половина  лица  была  полностью  обездвижена, парализована... И  Камилла  ухаживала  за  этим  человеком. Ее  никто  никогда  не  просил  об  этом – Леморт  привык  жить  один – чувство  долга  за  то, что  когда-то  мужчина  спас  ей  жизнь, заставляло  Камиллу  находиться  с  ним. Она  не  могла  быть  неблагодарной, хотя  от  нее  и  вовсе  не  ждали  благодарности. Напротив, Леморт  был  бы  рад, если  бы  эта  девушка  оставила  его  в  покое. “Беременная  женщина”… Он  произнес  это  невнятно, но  Камилла  поняла – за  два  года  она  уже  научилась  понимать  его  нечеткую  речь. И  как  он  мог?! После  того, как  девушка  столько  заботилась  о  Леморте, когда  он  тяжело  болел, когда  ему  было  плохо… Да  как  у  него  язык  повернулся  сказать  такое?!… Беременная… Да… Ужасная  правда… Но  иногда  еду  и  деньги  приходилось  добывать  не  совсем  привычными  способами. Такое  было  всего  лишь  раз, но… Зачем  ему  беременная  женщина… Леморт  прогонит  ее… Точно  прогонит… Ребенок?… Камилле  недавно  исполнился  двадцать  один  год.  Да, и  она  тоже  еще  ребенок…

   Утром   девушка  рассказала  Леморту  о  своей  беременности, надеясь  на  понимание, но  мужчину  вывело  это  из  себя… И  Камилла, напуганная  его  гневом, убежала. Убежала  прочь. Весь  день  она  просидела  в  тихом  парке  на  голой  ледяной  земле… Она  не  хотела  возвращаться, но  и  Леморта  бросить  она  также  не  могла – жизнь  за  жизнь. Девушка  была  обязана  ему  и  больше  не  смела  жить  для  себя… Этот  бессердечный  эгоист… Камилле  больше  некуда  было  идти.

   Пускай  Леморт  и  ненавидел  ее – он  испытывал  именно  это  чувство  и  ничуть  не  сомневался  в  нем – уж  лучше  терпеть  ненависть, чем  одиночество… Когда  тебя  ненавидят, хоть  чувствуешь, что  ты  еще  существуешь, что  еще  живешь. О! Как  он  не  понимает?!… «Мне  необходимо  о  ком-то  беспокоиться, заботиться, иначе  я  умру… Я  не  хочу  умирать!… Я  хочу  радоваться  солнцу… А  Леморт… Он – служитель  мрака… Но  лучше  с  ним…  Ради  него  я  живу, мне  просто  необходимо  ощущать  себя  живой…»

   Камилла  возвращалась. Напуганная  и  отчаявшаяся. Ребенок… У  девушки  будет  ребенок, которого  она  никогда  не  сможет  родить… Ей  не  хватит  сил… Не  сможет  воспитать  его… И  не  сможет  рассказать, кто  был  отцом… Ведь  Камилла  даже  не  знала  имени  этого  человека… Одна… Всегда  одна… Девушка  даже  чувствовала  себя  счастливой, когда  ее  ненавидели – это  вселяло  уверенность, иллюзорную  убежденность  в  том, что  она  могла  еще  что-то  сделать, что-то  такое, за  что  можно  возненавидеть. Творение  зла  есть человеческая  сила… Значит,  Камилла  еще  не  все  потеряла… Маленькая  ведьмочка… И  она  была  рада, что  хотя  бы  Леморт  ее  замечал…

 

***

 

…Раньше  часы  на  этой  башне, что  таилась  на  самой  окраине  города  в  густой  тени  высоких  елей, ходили  точнее больших  часов  на  здании  городской  ратуши… Но  теперь… Время  навсегда  замерло, обе  стрелки  остановились  ровно  на  цифре  девять… И  о  башне  забыли  совсем...  Но  ни  тогда, ни  теперь  никто  не  знал  и  не  знает, что  внутри  существует  маленькая  загадка, загадка  величиною  в  две  человеческие  жизни. Жизни  мужчины  и  женщины, сердца  и  души  которых  вняли  в  себя  холод  древних  стен… Леморт, чье  имя  и  судьба  восходили  к  имени  и  предназначению  смерти,  и  Камилла, увядающий  прекрасный  цветок, еще  не  утративший  своего  цвета  и  дурманящего  сладкого  аромата… Аромата  осенних  листьев…

   Ветер… Ветер  всегда  завывал  страшные  погребальные  песни… Вечная  панихида… Ветер, неистовый  северный  ветер… Он  не  олицетворял  собою  страсть, он  являлся  бестелесным  воплощением   слепой  агрессии…

   Девушка  вернулась... Незаметно, тихо  она  поднялась  на  самый  верх, в  маленькую  темную  комнатушку  под  крышей. Там  место  Камиллы, под  небом… Она  слушала  ветер… Привыкшая  к  его  ледяному  дыханию… Девушка  никогда  не  спорила  с  ним…

   Камилла  переоделась – сбросила  с  себя  одни  лохмотья, мокрые  и  грязные, и  облачилась  в  другие, сухие  и  чистые… Темно-бордовое  шерстяное  платье, облегающее  ее  красивую  фигуру... Платье    матери – единственная  самая  красивая  и  самая  дорогая  вещь Камиллы. Девушка  надевала  его  только  по  особенным  случаям. И  сейчас  был  именно  такой  случай – предстоял  нелегкий  разговор  с  Лемортом. Она  хотела, чтобы  мужчина  все-таки  попытался  понять  ее. А  внешний  вид… Камилла  всегда  придавала  этому  огромное  значение, поскольку  считала, что  должна  выглядеть  безупречно,  насколько представлялось  возможным  маленькой   нищенке, если  необходимо  было  добиться  исхода  дела  в свою  пользу. По  иронии  судьбы, девушка  не  могла  воплотить  свои  желания  в  реальность. И… Жила  в  заброшенной  башне  наедине  с  самодостаточным  эксцентричным  мужчиной, привыкшим  видеть  ее  в  лохмотьях, скрывающих    изумительное  тело  и  обезображивая  его  донельзя. И  не  было  ничего удивительного  в  том, что Леморт  никогда  не  относился  к  ней  как  к  женщине…

   Камилла  подошла  к  большому  пыльному  зеркалу, стоящему  в  дальнем  темном  углу  и  оглядела  себя с  ног  до  головы. Она  увидела  все  ту  же  Камиллу, ничуть  не  изменившуюся  со  вчерашнего  вечера… Нежное лицо, обрамленное  шикарными  огненно-рыжими  волосами, бледные губы, карие  глаза, способные  очаровать  кого  угодно… Но  только  не  Леморта. В  платье  Камилла  выглядела  бесподобно – ей не нужны ни  шелка, ни  бархат – только  лишь  мягкая  ткань, способная  подчеркнуть  красоту  ее  тела – стройность  фигуры  и  плавность  ее форм… Девушка  осторожно  провела  рукой  по  своему  животу… С  превеликой  жалостью  к  себе  она  взглянула  на  собственное  отражение – через  пять – шесть  месяцев… Гулкие  удары  крохотного  сердечка  начнут  сотрясать  душу  Камиллы, пробуждая  в  ней  страшные  муки…  Выбор  между  жизнью  и  смертью… Девушка  закрыла  лицо  ладонями  и  заплакала… Тихо, украдкой, чтобы  не  услышали  немые  стены, чтобы  не  услышал  Леморт… Пленница… Пленница  собственного  благородства… Зато  Леморт  был  полностью  свободен  от  этого  бремени. Безжалостный, бессердечный, он  выгонит  ее  на  улицу, в  снег, в  холод. И  Камилла  умрет… Но  даже  если  бы  отцом  ребенка  оказался   сам  Леморт, то   все  равно  бы  он  не  пощадил  ее…

Нет! – вдруг  решительно  сказала себе Камилла  и  смахнула  слезы  с  лица. Раскрасневшаяся, она вновь  поглядела  на  свое  отражение. Как  прекрасна!… - Я  снова  женщина! Я – больше  не  безликое  бесполое  существо  в  обносках! Я  должна  быть  тем, кем  рождена  на  свет… Я – женщина, красивая  женщина… Леморт… Я  должна  поговорить  с  ним – он  не  может  так  просто  выгнать  меня!… Не  может! Мне  больше  некуда  идти… Он  не  понимает, но  меня  волнует  все, что  с  ним  происходит… Он  обязан  понять  это!…

 

* * *                  

 

…Камилла  с  большой  осторожностью  осмотрелась  по  сторонам – Леморт  ненавидел, когда  она  приходила  в   его  покои.

  Здесь  царил  полумрак, пламя  единственной  почти  догоревшей  свечи  колыхалось  от  гуляющих  сквозняков… Здесь  также  чувствовалось  дыхание  холода… Девушка, переступая  порог, перекрестилась  перед  перевернутым  распятием, повешенным  над  дверным  проемом. Она  не  понимала  смысла  перевернутых  крестов… И  вспоминала, когда  они  с  матерью  ходили  в  церковь, то  всегда  крестились  перед  распятиями, и  перевернутый  крест  не  имел  для  Камиллы  никакой  разницы  с  обычным...

   Обитель  мрачного  безмолвия…

   Свеча…

   Леморт  лежал  на  полу, на  медвежьей  шкуре. Спал. Камилла  вымученно  улыбнулась: должно  быть, на  сей  раз,  его  сон  был  спокойным – мужчина  не  ждал  возвращения  Камиллы,  и  ему  не  о  чем  было  волноваться. Наверное, Леморту  вновь  снилась  река, покрытая  тонкой  коркой  льда, снилось, как  ночная  мгла  опускалась  на  город… Осенние  пасмурные  сумерки… Пустота… Камилла  чувствовала  пустоту, витавшую в воздухе, кружившуюся  над телом  мужчины, танцевавшую… Сердце  екнуло, замолчало, остановилось  в  груди  девушки, словно  давая  разуму  время  принять  верное  решение… И  Камилла  шагнула  вперед, к  Леморту, молясь, чтобы  не  скрипнули  доски  под  ее  ногами…

   Сердце  вновь  забилось… Размеренно, спокойно…

…Она опустилась  перед  спящим  мужчиной  на  колени  и  замерла…

   Свеча… Причудливые  блики  рыжего  пламени  выплясывали  странные  языческие  танцы на  лице  Леморта… Он  был  красив… Очень  красив, и  даже  порок   не  портил  его:  левый  угол  губ   был  опущен, а  правый - вздернут  в  неестественно  застывшей  ухмылке; левая  половина  лица  была  мокрая  от  слез – он  спал  открытым  глазом -   мертвые  мышцы  не  способны  были    содрогнуться  и  опустить  веко… Должно  быть, мечтой  Леморта  было  хотя  бы  хоть  раз  моргнуть… На  лице  мужчины  всегда  были  слезы – он  плакал  когда  смотрел  на  солнце, на  луну, на  звезды, когда  смотрел  на  свет… Создание  мрака… Молчаливое, эгоистичное  и  удивительно  красивое… Он  плакал  всю  жизнь  - от  горя, от  счастья… Слезы  от  жалости  к  себе  или  от  безразличия… Слезы  разбитого  сердца, разбитой  жизни… Слезы  иссушенных  глаз… Маска… Леморт  привык. Привык  жить  с  этой  проклятой  саркастической  усмешкой  и  немигающим  левым  глазом, со  слезами  на  одной  половине  лица… Он  уже  не  замечал  их… И  никогда  не  плакал  по  собственному  желанию – всегда  был  одинаково  холоден, мрачен  и  безмолвен. Леморт  всегда  был  таким…

   Как  можно?!… Камилла  отпрянула. Левый  глаз, закатившийся  за  верхнее  веко, пронизывал  девушку  насквозь  своей  пустотой… Недвижимый, слепой, белый, утонувший  в  слезах… Адские  муки – Камилле  было  жаль  Леморта.

   А  его  речь… У  мужчины  был  приятный  низкий  голос, но  говорил  он  невнятно, неразборчиво  и  глухо, если  вообще  говорил – порок  мешал  ему  беспрепятственно  выражать  свои  мысли… Леморт  таил  все  внутри  себя: боль, отчаянье, агрессию  и  желание  мстить  за  что  угодно  кому  угодно… И  может  быть  слезы – его  удача, ибо  он  плакал  всегда, и  никто  бы  не  заметил  перемены, если  бы  мужчина  заплакал  по  воле  эмоций. Леморт  был  мудрым  человеком, но  замкнутым  в  себе  и  никогда  не  стеснявшимся  своего  уродства. Но  это  “уродство”  только  красило  мужчину, добавляло  его  необычной  внешности  некий  дьявольский  шарм…

   Камилла  перевела  взгляд  на  догорающую  свечу… Скоро погаснет. Утонет  фитилек  в  горячем  воске… И маленький  мир  неприкосновенного  одиночества  погрузится  во  тьму… Девушке  не  хотелось  тревожить  Леморта, но  и  уходить  тоже  не  хотелось… Ведь  так  редко  она  могла  быть  с  ним  рядом…

   Когда-то, два  года  назад, Леморт  спас  ей  жизнь. И  Камилла, никогда  не  знавшая  никакой  другой  любви, кроме  материнской, пошла  за  этим  мужчиной, наивно  понадеявшись, что  он  спас  ее  только  из-за  ее  красоты. Леморт  должен  был  обязательно полюбить девушку… Но  наивные  мечты  так  и  не  сбылись… Иллюзия  уверенности  в  том, что  она  была  нужна  Леморту, породила  и  воспитала  в   душе  Камиллы  странную  привязанность  к  нему  и  желание  во  всем  помогать. Но  было  ли  это  любовью?… Наверное, нет… А  Леморт, к  великому  сожалению  девушки, предпочитал  избегать  ее – напротив, получалось  так, что  Камилла  сама  навязывала  мужчине  свое  общество, а  тот  молча  терпел  его, если  избежать  не  представлялось возможным.  Но  Леморт  привык  к  заботе – не  нужно  было  ходить  в  город  за  едой, питьем – все  это  делала  за  него  Камилла. И  даже  ушел  из  театра, передав  самую  трагическую  роль, роль  Альтобелло – Антоньяццо, которой  был  предан  в  течение  нескольких  лет, своему  единственному  другу  в  труппе – Бениньо. Оценил  ли  этот  человек  сей  щедрый  дар? Леморт  не  знал – он  больше  не  виделся  с  ним, а  также  избегал  всяческих  встреч  и  с остальными  актерами. Последние  не  любили  его  за  непохожесть, хотя  и  сами  были  одни  на  миллион. И  роль  Альтобелло – Антоньяццо  являлась  для  Леморта  одновременно  самой  постыдной  и  самой  подходящей, поскольку  именно  она  акцентировала  внимание  на  пороке… Эффектный  грим, наносимый  легкой  рукой  Джилло, делал  его  лицо  страшным… Словно  сознательно  изуродованная  красота, созданная  для  насмешек, за  которые  благодарная  публика  была  готова  платить  немалые  деньги…

   Магистр  Зиллото не  простил  оскорбления, которое  нанес  ему  Леморт своим  уходом… Ушел, хлопнув  дверью  и  не  сказав  ни  слова  на  прощание. Не  вышел  на  бис… Магистр  Зиллото  потерял  великий  талант…

   Камилла  тяжко  вздохнула – каким  грузом  на  ее  сердце  лежали  эти  знания. И  даже  не  сам  Леморт  ей  их  подарил, а Бениньо, рассказав  многое, но  не  все, о  тайнах  плачущего  человека… Но  и  она  больше  не  видела  ни  Бениньо, ни  Джилло, ни  Тилля,  который  так  страстно  желал  сделать  девушку  своей  невестой. Помнится, Магистр  Зиллото, наимрачнейший  и  наибесстрастнейший  человек, запретил  Тиллю  даже  думать  об  этом… С  тех  пор  девушка  больше  не  видела  труппу…

   Она  жила  вместе  с  Лемортом  в  его  старой  башне, но  никогда  не  была  счастлива. Ее  самым  большим  желанием  было  избавить  Леморта  от  порока, но  что  она  могла?…

   Камилла  вновь  поглядела  на  мужчину. Открытый  глаз  по  прежнему  смотрел  на  нее  своей  белизной, по  прежнему  пугала  приклеенная  дьявольская  ухмылка, и  слезы… Камилла  нежно  прикоснулась  кончиками  пальцев  к  его  щеке  и  смахнула  их… Когда  слезы  заканчивались, Леморт  испытывал  страшные  муки – глаз  сушило и жгло. Тогда   он  пил  воду. Много  воды… И  жил  словно  одной  водой… Поэтому  был  худым  и  жилистым. При  дневном  свете  можно  было  ясно  заметить  сероватый  оттенок  бледной  кожи  на  лице, и  синюшный – на  конечностях, отчего  ногти  на  пальцах  казались  ослепительно  белыми. Леморт  походил  на  мертвеца… Живого  мертвеца, со  своим  характером, мыслями, потребностями… Порок  не  сломил  его  волю, не  изменил  крутого  нрава  и  необычных  пристрастий…

…Прекрасный… Любимый…

…Камилла  склонилась  и  коротко, но  с  чувством,  поцеловала  Леморта  в  ледяные  губы. Какие  холодные!… Она  улыбнулась… Ее  рыжие, цвета меди, локоны  упали  на  лицо спящему  мужчине… Камилла  отпрянула – проснется!  Но  Леморт  лишь  поморщился  и  перевернулся  на  спину. Ну  вот, теперь  слезы  будут  течь  ему  в  уши, с  нежностью  подумала  девушка,  и  на  волосы… Волосы… Она  с  замирающим  сердцем  подобрала  несколько  белых, как  снег, прядей  и  прильнула  к  ним  щекой… Жесткие…

«Любимый, тебе  нужна  забота… Понимание  и  простая  человеческая  теплота… Каждый  нуждается  ней… Даже  ты…»

   Камилла  с  превеликим  трудом  подавила   страстное  желание  лечь  рядом  с  Лемортом, обнять, прижаться  к  нему  всем  своим  телом  и  уснуть, убаюканной  редкими  глухими  ударами  каменного  сердца… Девушка, медленно, словно  против  воли, отстранилась  от  постели  Леморта  и  уселась  чуть  поодаль, рядом  со  свечой.

   Она  поговорит  с  ним  утром… Утром, как  только  Леморт  проснется… И  пусть  он  придет  в  ярость  от  присутствия  непрошеной  гостьи, Камилла  должна  поговорить  с  ним…

…И  девушка, свернувшись  калачиком  на  полу, попыталась  заснуть…

 

* * *   

 

   Солнце  не  могло  потревожить  Леморта – здесь  не  было  окон. Он  проснулся  от  неприятного  ощущения  чьего-то  присутствия. Странное  чувство  заставило  его  насторожиться – будто  бы  за  спиной  таилось  нечто  неведомое, некая  смертельная  опасность… Леморт  резко  обернулся  и…  замер  от  неожиданности…

   Свеча  давно  догорела, растеклась  по  полу  и  застыла, а  рядом  стояла  другая, новая, и  освещала  комнатку. На  полу  спала  Камилла. Вот  почему  Леморт  не  был  спокоен! Вот  почему!… Как  она  посмела?! Как  посмела  вернуться, как  посмела  уснуть  здесь?! Он  запрещал ей даже  смотреть  в  свою  сторону!… Гнев  моментально  захлестнул  мужчину, и  он  вскочил  на  ноги, волосы  закрыли  побледневшее  лицо... Леморт  возник  над  спящей  Камиллой  словно  скала, лихорадочно  оглядывая  ее  с  ног  до  головы. Ее огненно-рыжие  волосы  разметались  по  полу, веки  были  плотно  сомкнуты, но  приоткрытые  влажные  губы, казалось, что-то  шептали… Камилла  лежала  в  очень  эротичной  позе, и  это  платье… Впервые  Леморт  отметил  красоту  ее  тела, красоту  ее  лица, которых  не  замечал  прежде, привыкнув  воспринимать  Камиллу  маленькой  суетливой  грязной  девчонкой. Но  эта  девчонка – женщина! Очень  красивая, очень  соблазнительная  женщина… Как  он  жестоко  ошибался!… Левый   глаз  обожгло  жгучей  влагой… Правый  угол  рта  чуть  дернулся… “Она – та, которую  я  считал  некрасивой, оказалась  Богиней  во  плоти!… Как  я  был  слеп! Изображал  из  себя  красавца  с  уродливой  отметиной  на  лице, будто  бы  подаренной  мне  судьбой  в  неком  героическом  сражении, изображал  мученика, влюбленного  в  самого  себя… Но  я – урод! Я… Я  заставил  ее  чувствовать  себя  ненужной  и  страшной  маленькой  ведьмой. Ненавижу! Ненавижу  ее  всем  сердцем! Сердцем…” Леморт  горько  усмехнулся. Такие  мысли  ничуть  не  заставили  мужчину  устыдиться  собственного  высокомерия, напротив, укрепили  его  озлобленность  на  весь  белый  свет.

   Леморт  присел  рядом  с  Камиллой. Он  мог  прикоснуться  к  ней, он  имел  право, он  не  стеснялся  порока… Мужчина  дотронулся  до  ее  живота – здесь, здесь  бьется  жизнь. Жизнь  от  какого-то  подонка, испортившего  это  совершенное  тело!… Но  Леморт  так  и  не  смог  понять, что  же  теперь  вызвало  в  нем  такую  жгучую  ненависть, гнев, отвращение: то  ли, что  девушка  отдала  себя  на  милость  городскому  ублюдку, то  ли, что  она  предпочла  его  Леморту… Непомерное  самолюбие  причиняло  адскую  боль  несуществующей  душе… «Я  убью  тебя!» И  мужчина  с  силой  схватил  Камиллу  за  шею. Девушка  в  ужасе, в  недоумении  открыла  глаза, почувствовав, что  задыхается, и,  увидев  над  собой   Леморта, испугалась  еще  больше. Она  вцепилась  в  его  запястья, пытаясь, если  не  освободиться, то  хотя  бы  ослабить  его  хватку. Тщетно...

-               Леморт… - выдохнула  она, - Леморт, не  нужно…

   Мужчина  удивленно  уставился  на  нее. Слезы  текли  по  щеке, вдруг  правую  половину  лица  свела  судорога  бушующих  эмоций, и его перекошенный рот  исказился  в  жутком  подобии  улыбки. Какие-то  похотливые  мысли  приходили  в  больную  голову   мужчины. То, как  она   произнесла  его  имя, показалось  ему  очень  сексуальным…

…А  Камилла… Она  боялась. Никогда  ей  еще  не  приходилось  наблюдать  таких  перемен  в  поведении  Леморта.

-               Леморт, прошу  тебя… - и  тогда  мужчина  внял  ее  словам, отнял  от  нее  руки, но  в

ту  же  секунду, пока  девушка  не  успела  опомниться, он  обхватил  ладонями  ее  лицо  и  склонился  к  ней  низко-низко…

   Сердце  Камиллы  забилось  столь  часто  и  громко, что  каждый  удар  гулким  эхом  раздавался  по  всему  телу… Его  лицо… Так  близко… Этот  человек… Издевается  надо  мною!… Девушка  незаметно, тайно, боясь, что  совершает  нечто  постыдное, страшное, вдыхала  особенный  аромат  его  кожи, волос, пыталась  навсегда  запомнить  его…

-               Ты… прини…маешь  ме…ня  за  уро…да? – Леморт  старался  говорить  внятно, насколько    возможно, но  в  этом  не  было  необходимости – от  гнева  и  возбужденности  слова  проскальзывали  сквозь  зубы  с  поразительной  четкостью. – Ре…шила  пока…зать  мне  мо…и  недоста…тки?…

-               Нет, Леморт! – Камилла  широко  распахнула  свои  чарующие  глубокие  глаза  и  с  искренним  недоумением  встретила  дикий   взгляд  холодных  темно-зеленых  глаз  мужчины. – У  меня  и  в  мыслях  подобного  никогда  не  было! И  если  бы  ты  знал, с  какой  трепетностью  я  отношусь  к  тебе, ты, возможно, никогда  бы  не  сказал  такого!…

-               С  трепе…тно…стью?…

-               Да… Я  считаю  тебя  самым  красивым  человеком  на  свете… Я  преклоняюсь  перед  тобой, я  восхищаюсь  тобой. Ведь  в  этом  нет  ничего  плохого…

-               Я  не  ве…рю  те…бе, - ледяным  голосом  произнес  мужчина  в  ответ, но  было  в  его  тоне  что-то, говорящее  о  том, что Леморт  хотел  бы  поверить. Но… Он  привык  не  верить. Так  легче…

-               Я  хотела  поговорить  с  тобой… - робко  начала  девушка, считая, что  настал  самый  подходящий  момент. Но  взгляд  Леморта  не  позволял  ей  собраться  с  мыслями.

-               По…гово…рить?… А расска…зала бы ты мне ска…зку, спе…ла бы  колыбе…льную, по…целова…ла  бы  на  ночь?… - это  был  не  вопрос, это  был   отчаянный  крик  души. Один  глаз  закрылся, а  второй  закатился  за  неподвижное  веко. И  Камилла, чтобы  не  видеть  этой  страшной  картины, тоже  закрыла  глаза.

-               Если  бы  ты  попросил, я  бы  все  для  тебя  сделала, - и  Камилла  осторожно, неуверенно  обняла  мужчину, почувствовав  под  своими  ладонями  его  холод…

   Они  лежали  на  полу  и  молчали. Леморт  жадно  впитывал  в  себя  тепло  ее  тела… Слезы  обжигали  лицо  Камиллы – от  страха, от  отчаянья, от  безысходности – но  она  была  тиха, словно  вода  в  пруду…

-               Я… так  да…вно  не  испы…тыв…ал  так…их  ощу…щен…ий  от  про…стых  объя…тий… Если  бы  я  мог, я  бы  по…цело…вал  тебя… Но…

-               Я  понимаю. Если  хочешь, я  могу  сделать  это – мне  проще…

-               Не нужно. Лучше  ост…авь  ме…ня  в  покое.

-               Мне  уходить  совсем?…

-               Да.

-               …?…

-               Уходи. Уби…рай…ся. Ты  мне  не  ну…жна. Я  те…бя  нена…вижу.

 

* * *     

 

«…Ведь  он  ничуть  не  раскаивался  в  том, что   прогнал  меня», -  с досадой  и  горечью  думала  Камилла, собирая  свои  скудные  пожитки. «Он  никогда  ни  о  чем  не  сожалеет. Так  уж  повелось… И  все  напрасно! Дьявол! Все напрасно! Бесчувственный  идиот! Я  же  вручила  себя  ему, а  он… Не  понял?… Не  хотел?… Не  хотел».

   Девушка  в  немом  отчаянии  кидала  свои  жалкие  обноски  себе  под  ноги. Лишь  платье  матери – вот  что  было  по  настоящему  дорого  ей… Больше  нечего  было   взять… Золотое  кольцо  Леморта, любезно  подсказывал  инстинкт  воровки?… Но  он  никогда  с  ним  не  расстается.  Да  и  глупое  благородство  и  своеобразная  воровская  честь  не  позволяли  украсть  Камилле  у  человека  его  любимую  вещь. Хотя  на  те  деньги, которые  она  могла  бы  получить  за  кольцо, девушка  бы  на  какое-то  время  вспомнила  бы  о  нормальной  свежей  вкусной  еде… Но… «Нет. Я  отблагодарю  Леморта  тем, что  ничего  не  стану  брать».

   Теперь  у  нее  нет  дома… «Куда  я  теперь  пойду?… Я  никому  не  нужна… Никто  не  знает  о   моем  жалком  существовании… Тилль?… Наверняка, он  больше  не  влюблен  в  меня, да  и  Магистра  Зиллото  боится… Его  все  боятся… Дураки!… И  я  тоже  боюсь… Но… Я  знаю  одного  человека  во  всем  городе, который  готов  помочь  каждому  нуждающемуся! Бениньо!… Да  простит  меня  Леморт, но  иного  выбора  он  мне  не  оставил».

 

* * *

 

   Кладбище… Как  же  давно  Леморт  не  был  здесь… Раньше… раньше, когда  все  было  по  другому, он  любил  гулять  здесь… Ходить  мимо  старых   могил  незнакомых  ему  людей, любил  слушать  шелест  листьев  при  каждом  дуновении  ветра, любил  чувствовать  под  ногами  мягкую  родную  черную  землю… Он  боготворил  землю, всегда  старался  быть к  ней  как  можно  ближе. А  еще  он  любил  огонь… Обожал  тишину, одиночество и дождь…

   У  Леморта  не  было  избранной  могилы – он  шел, не  преследуя  никаких  целей…

   Солнечный  свет  приглушала  темная земля, но  он  все  равно  жестоко  разъедал  глаза. Страна  покоя, мир  Вечности, до  неприличия  наполненный  светом, и  даже  обшарпанные  кресты, облезлая  краска  на  оградках  маленьких  мертвых  садов,   голые  деревья  и  осенний  холод  не  могли  возвратить  кладбищу  прежний  мрачный  облик. Леморт  ощущал  эту  вопиющую  дисгармонию  между  собственным  внутренним  состоянием  и  тем, что  его  окружало, и  так  остро  воспринимал  ее, как  никто  другой… Мужчина  блуждал  в  тенях, не  смея  глядеть  на  солнце, он  боялся  той  боли, которую  причинял  его  глазам  свет. О, скорее  бы  ночь!… Леморт  обычно  не  выходил  на  прогулки  днем, тем  более  на  кладбище, но  сейчас  он  просто  не  мог  находиться   в  башне, в  этой  крепости, маленькой  Бастилии, где  все  так  угнетало  его  свободолюбивую  натуру… Но  удел  Леморта – созерцать  чужие  тени, играть  ими, отпускать  на  волю  или  порабощать. Виной  всему… Маска?… Нет, желание  жить.

   Леморт  огляделся. Надгробие. Ничего  не  значащее  для  него, не  вызывающее  никаких  эмоций… Он  никого  не  знал  и  не  хотел  знать… Мужчина  присел  рядом  с  гранитной  глыбой, смахнул  черные  пожухлые  листья, прочел  надпись: “Дзанни  и  Альчиде. Поклонитесь  им, ибо  никто  не  любил  так, как  они ”. Любовь?… Леморт  начал  что-то  лихорадочно  вспоминать, но  не  мог  вспомнить… Любовь… А  что  такое  любовь?!… «Я  не  знаю…» Он  пришел  в  ужас  от  осознания  этого. Что  у  тебя  в  сердце, Леморт? Что  заняло  место  любви  в  нем? Что  ты  нашел  более  важное, чем  любовь?… Пустота… Черная  немая  пустота… Ничего… Огромный  мрачно-прекрасный  замок  для  никого… Пустой… Почему?…

   Дрожащими  руками  мужчина  убрал  непослушные  пряди белоснежных  волос  за  уши, случайно  коснувшись  лица. Но  кожа  не  почувствовала  прикосновения… Мертвая  кожа, мертвое  лицо – бесчувственное, неподвижное… Порок… Паралич… “Ведь  ты  даже  никогда  не  целовался”. Леморт  вздрогнул  словно  от  удара – в  памяти  всплыли  слова, когда-то  произнесенные  Бениньо  с  сожалением, с  сочувствием... Теперь  же  они  звучали  словно  яд, отравляющий   все  живое, злая  насмешка... «Верно, я  никогда  не  знал, и  никогда  не  узнаю  о  том, что  такое  поцелуй. Почему?… За  что  так  со  мной?…» Но  кого  он  проклинал  так  страстно, так  самозабвенно?… Никто  не  слышал,  и  не  мог  услышать… Отчаянная  одержимость  желанием  испытать  все  сразу  вдруг  овладела  мужчиной, но  он  не  знал, как  выразить  свою  страсть, не  мог  определить  для  себя, как  поступить, не  мог  решить, что  делать. Леморт  в  безумии  огляделся. Все  то  же… То  же!… И  я  ничуть  не  изменился… Мужчина  хотел  сорваться  с  места  и  бежать, куда  угодно, лишь  бы  подальше  от  тяжких  дум, от  саможаления. Но  ноги   не  слушались – сила  словно  покинула  их  и  он  так  и  остался  сидеть  около  надгробия… Правый  глаз  моргнул, а  левый  изверг  новый  поток  горячих  слез… Леморт  опустил  голову, волосы  упали  на  лицо, он  сгорбился, прислонился  спиной  к  холодной  плите  и  остался  сидеть  без  движений, лишь  изредка  его  плечи  содрогались  от  беззвучных  рыданий…

-               Кто  здесь? – неожиданно  раздался  чей-то  звонкий  голос. Леморт  не  поднимая  головы  прислушался, будто  желая  понять, показалось  ему  это  или  нет. – Кто  здесь? Ответьте… - нет, не  послышалось. Мужчина  вздрогнул. Как  неприятно  оказалось  такое   вторжение  в  этот  мир, тихий  и  мрачный, немой. Здесь  кто-то  чужой… Девушка… Да, женский  голос, молодой  и  чистый… - Кто?…

   Вопрос  повторили  с  таким  отчаяньем  в  голосе, что  Леморт  даже  вскинул  голову  и  посмотрел  на  гостью. Замер. Глаза  увидели  хрупкую  девушку, совсем  еще  юную. Она  была  шикарно, но  безвкусно  одета, черные  волосы  растрепаны... По  изможденному  лицу  текли  слезы  вперемешку  с  голубой  тушью… “Неужели, она  не  видит  меня?!” – про  себя  возмутился  Леморт. Он  не  хотел  отвечать – ему  это  давалось  с  трудом. “ Неужели, не  видит?!…” И  только  тогда  он  понял, что  девушка, действительно, не  видела  его. Мужчина  заглянул  ей  в  глаза – они  пусты  и  безжизненны, они  неподвижны, созерцают  некую  далекую  точку… Она  слепа…

-               Кто?… - Леморт  не  знал, как  поступить… Молчать  или  говорить?… Но  говорить  должен  он, ведь  она  не  видит  его… Поймет  ли  она  его  речь, полную  дефектов, как  понимала  ее  Камилла?…

-               Я  здесь, - наконец  решился  ответить  Леморт, но  его  слова  прозвучали,  словно  невнятный  стон. Девушка  вся  обратилась в слух, пытаясь  определить  месторасположение  своего  невидимого  собеседника. И  вдруг, совершенно  неожиданно, она  посмотрела  своими  слепыми  глазами  прямо  на  Леморта. Тот  вздрогнул. Мертвые  глаза! Мертвые…

-               Я  знала, что  здесь  есть  кто-то… Я  слышала… Что  же  я  слышала?… Стук  Вашего  сердца. Оно  билось  неровно… - девушка  улыбнулась. – Меня  зовут  Дюрхем.

-               Ле…морт, - безо  всякой  надежды  на  то, что  его  поймут, представился  он.

-               Вы  сказали  “морт”? – переспросила  она. – Вы  сказали  что-то  о  мертвецах?… Неудивительно, здесь  их  дом…

   Да, здесь  мой  дом, подумал  Леморт, мысленно  посмеявшись  над  собой. Настоящий  дом, с  настоящей  семьей.     

-               Должно  быть, Вы – иностранец? Вы  говорите  на  каком-то  странном  языке – я  не  могу  понять, - продолжала  Дюрхем. Ее  голос  то  срывался, то  был  ровным, монотонным. От  таких  резких  неожиданных  переходов  мужчина  иногда  вздрагивал. – Вы  пришли  к  родственникам?… А  я  потерялась…  И  не  могу  найти  дорогу… Я  не  ориентируюсь  без  проводника, Вы  наверное  уже  заметили… И  я  даже  не  могу  попросить  Вас  о  помощи, наверное, Вы   не  поймете…

   Да  что  же  это?!  Леморт  не  мог  вынести  наивных  речей  незнакомки, они  звучали  словно  издевательства…

-               Моя  сестра… Мы  пришли  вместе, но  потом… Она  оставила  меня. Ушла… Я  звала  ее, но  она  не  отзывалась  на  мой  голос…- Дюрхем  склонила  голову, опустила  невидящий  взгляд  в  землю. – Бросила  меня. Мы  никогда  с  ней  не  ладили, но  я  не  думала, что  она  поступит  со  мной  так  жестоко… Ведь  я  никогда  никому  ничего  плохого  не  делала! Ни  ей – никому!… Я  любила  ее…

   Любовь… Леморт  вновь услышал  свое  сердце: зачем  любить? «Если  равнодушен  к  человеку, то  и  равнодушен  к  его  предательству. Эта  девушка… Я  мог  бы  помочь  ей. Но  зачем? Зачем  мне  лишняя  забота? Ведь  мало  будет  вывести  ее  с  кладбища, затем  нужно  отвести  ее  в  город. Город!… Ненавижу!… Никогда  больше  я  не  покажусь  на  его  улицах! Никогда!…»

-               Элизабет, моя  сестра, любила  гулять  по  этому  кладбищу… Она  приходила  сюда  по  вечерам… Иногда  она  рассказывала  мне  об  одном  странном  человеке, которого  всегда  встречала  здесь. Это  был  мужчина… Он  никогда  не  отвечал, когда  она  к  нему  обращалась, лишь  сидел  у  могилы  и  плакал… Каждый  день  он  оплакивал  разные  могилы. Элизабет  не  могла  понять, почему  этот  человек  оплакивал  всех… А  он  молчал.

   Не  мог  иначе, мысленно  усмехнулся  Леморт, отлично  зная, о  ком  шла  речь… 

-               …У  него  было  странное  лицо: один  глаз  больше  другого, и  этот  глаз  всегда  плакал, только  один. Почему, не  знаю… А  рот  и  нос  перекошены  влево – усмешка  демона… Синяя  кожа  и  белые-белые  волосы… Вот  бы  увидеть!… Элизабет  считала  его  хозяином  кладбища  и… мечтала  выйти  за  него  замуж…

-               Это  был  я, - тихо  вздохнул  Леморт, - я  пом…ню  эту  де…ви…цу. По…мню, пот…ому, что  сюда  ред…ко  захо…дят  в  гости  жив…ые. Некра…сивая, похо…жая  на  тебя…

-               Ой, что  Вы  говорите? Я  не  понимаю!… - Дюрхем  нервничала, теребила  пальцами  кончики  волос. – Не  возражаете, если  я  присяду  с  Вами? Мне  все  равно  некуда  идти – дороги  я  не  знаю…

-               Еще  бы  ты  пон…яла, дура, - зло  бросил  в  ответ  тот, заведомо  зная, что  смысл  сказанного  не  дойдет  до  этой  девушки.

-               Буду  считать  это  за  согласие, - сказала  Дюрхем, услышав  ответ. Она  счастливо  улыбнулась  и  направилась  к  Леморту, осторожно  меряя  маленькими  шажками  землю  под  ногами  и  водя  руками  в  воздухе, ища  опору. Леморт  злорадствовал, наблюдая  за  ее  неуклюжими  действиями.

   На  пути  у  Дюрхем  возникла  могила, огороженная  ржавыми  железными  прутьями, зловеще  и  угрожающе  торчавшими  из  земли. Почувствует  ли  она  опасность? Мужчина  с  интересом  ждал – хоть  какое-то  разнообразие  развеет  привычную  тоску.

   Дюрхем  шла  и  шла, медленно, с  осторожностью… Боялась  потерять  равновесие  и  упасть… Она  переступила  палку, обошла  камень… Могила  оказалась  чуть  в  стороне - непорядок. Леморт  поднялся  с  земли  и  переместился  чуть  левее. Забавная  игра.

-               Дюрхем, - позвал  мужчина, и  девушка  остановилась, вслушиваясь  в  ветер.

-               Вы  уже там?! Подождите…

   И  она,  наивно  улыбнувшись, сделала  шаг  в  сторону  и, …запнувшись  об  корягу, упала… Упала  прямо  на  железные  прутья… Кровью  пропитывалась  почва, смертью  задышал  тяжелый  осенний  воздух… Солнце  жгло  глаза…

-               По…дож…ду, всег…да  по…дож…ду,  - правый  угол  рта  исказился  в  неком  подобии улыбки, а  левый  даже  не  дернулся. Слезы  текли  по  левой  щеке. Остывали. Щека  мерзла...

   Леморт  несколько  мгновений  наслаждался  страшным  впечатляющим  зрелищем, а  затем, как  только  смерть  девушки  утратила  свою  прелесть, его  взгляд  вновь  сделался  равнодушным  и  он, развернувшись, пошел  прочь. Домой, в  Бастилию…

 

 

…Нет  любви. В  этом  мире  нет  любви…