Глава 1.

Сегодня прекрасный день, я иду на день рождение к другу. Все будет супер, я так на это надеюсь. Мне кажется, что этот паренек меня недооценивает, считает игрушкой. Что-то типа, иди сюда, принеси то, не знаю что. Мне это уже надоело, но друзья у него отличные, правда многие говорят, что я каждого человека считаю хорошим, пока он не убедит меня в обратном. Так что у меня все впереди. Надеюсь, что не разочарование. Я собиралась совсем не долго, не как обычно, хотя выглядела ни чуть не хуже. Сказывается то, что я вчера не спала ночью. Бледный оттенок лица, совсем светлые, почти белые, губы. Некоторые может это, и считают страшным. Но для меня это эталон красоты. Совсем недавно я нашла себе черный длинный изумительный плащ. Благо на улице тепло и поэтому можно спокойно надевать плащ и какую-нибудь не сильно теплую кофточку. Немного макияжа, а если быть точнее черным ресницы, карандашом глаза и совсем немного пудры, для того, чтобы лицо не потеряло этот цвет на улице. Особенно красиво контрастировало сочетание цвета лица, кофты и плаща. Черный плащ подчеркивал совсем недавно выкрашенные волосы. Кофта же, кроваво-красного цвета немного отражалась в моих глазах, что придавало им такой неповторимый блеск и цвет, что назвать его красным было нельзя. Глаза у меня свои серые, а в сочетании с алым, получался цвет свежей крови.
Темно-алый с приливом какой-то неизвестной черноты. От сочетаний красного и черного лицо казалось белым, как лист бумаги. Лишь глаза выдавались на всем фоне. Большие глаза, длинные ресницы и черный, смоляной цвет. Надев свои любимые ботинки, специально созданные для нашей идеальной погоды, я сразу выросла сантиметров на 10. Всегда любила ботинки на платформах. Сама по себе я ростом от силы полтора метра с небольшим. Но из-за фигуры, которая, кстати, у меня не плохая, единственное, что узкие бедра, мой рост не казался слишком миниатюрным. Так что я никогда не страдала какими-либо комплексами по поводу роста. Комната, в которой я живу, мне всегда нравилась. В ней есть, наверное, все, что может пожелать человек с небольшими запросами. Оформлена она была по моему заказу. Бардовый цвет, насыщенный белый, даже светящийся и, конечно же, черный. Комната от такого сочетания уменьшалась и становилась более уютной. Шторы свисали с гардин тяжелым полотном и складировались на полу. Цвет их был выдержан все в той же цветовой гамме. Правда, было немного серебра. Сама гардина и две ручки, на которые можно было подвязать шторы, были одного единственного металла, который я переносила – серебро. Метал со знаком луны. Обстановка, тоже была идеальная, по моему мнению, конечно. Большая, по форме напоминающая четверть круга, низкая кровать, оформленная в коричневых тонах. Окно, выходящее на юг, где всегда можно наблюдать полнолуние. Раму окна я перевернула, так, что две форточки, которыми я никогда не пользовалась раньше, оказались внизу, создавая перевернутый крест. Мать всегда была против моих соображений на счет переделки комнаты, но после того, как мне исполнилось 16, она уже не смогла продолжать со мной бороться. Она начинала говорить со мной о какой-нибудь ерунде, а я очень сильно раздражаясь, уходила к себе в комнату, и, закрываясь на ключ, бралась перечитывать книги. Спустя некоторое время, она прибегала в комнату и с извинениями просилась войти, чего я естественно не разрешала. Совсем недавно читала книгу, что есть люди, которые на подсознательном уровне любят такое отношение.
Именно к ним я и относила свою мать. Также, помимо кровати в комнате стоял большой очень старый стол с резными ножками и ящиками, явно века 18-19, доставшийся мне по дешевке на какой-то барахолке. Когда мы с отцом проезжали мимо одного рынка, мой взгляд упал на этот стол, а так, как я страдала от того, что в комнате не на чем сделать уроки, даже что-то записать невозможно, мне удалось выпросить немного денег на эту, значительную для меня, покупку. Отец, конечно, немного сопротивлялся, но потом внезапно согласился. Наверное, заметил продавщицу мебелью, которая, кстати, выглядела очень молодо и красиво. Так что, стол нам отдали почти задаром. Она сказала, что он достался ей от прабабушки и продает она его из-за того, что собирается переезжать в другой город. Мне сразу показалось это ложью, но папа повелся, и, немного поговорив с ней, удалился. Так что стол у меня уже 4 года. Также в комнате присутствует стул, тоже сделанный под старину, и небольшой старинный комодик, который также был привезен с барахолки. На полу лежал большой ковер, который очень подходил к цвету обоев, он немного увеличивал комнату. Сделав последний взмах кисточкой, я подняла глаза и увидела в зеркале свое отражение. Положив небольшое зеркало в карман плаща, я вышла из дому, не реагируя на возгласы матери, куда я так размалевалась. Воздух был чист, и это для меня показалось странным, так как завод, который находится совсем неподалеку от нашего дома, смолил небо каждый день и аромат его уже въелся в ноздри так, что свежий воздух уже не казался привычным. На улице было ветрено, но так, как я забыла шарф, пришлось довольствоваться тем, что есть. А выбор был маленький. Только лишь воротник плаща. Немного озябнув, я добралась до метро и уселась на одно из свободных мест. На следующей же станции ко мне подошла какая-то дама, явно мне не знакомая и сказала, чтобы я уступила ей место , чего я естественно не слышала. Конечно, впоследствии я услышала много отборных проклятий, состоящих из нашего прекрасного великого русского мата. Доехав до нужной остановки, я вылезла из вагона, и, нехотя поехала по эскалатору вверх. Скорость его была настолько медленной, что казалось, что он оттягивает какое-то событие, которое ожидает меня впереди. Выйдя на улицу, и почувствовав небольшой холодок, я направилась к месту встречи. Это была площадка размером с небольшой детский сад. На которой, от площадки, остались лишь полу разломанные качели и горка. Несколько человек сидели на одной из скамеек и играли в домино, а на соседней скамейке сидело три человека. Они ждали меня. Надев на лицо маску, изображающую радость, я подошла к ним и, поздоровавшись и извинившись за опоздание, поманила их за собой. Дошли мы до квартиры именинника за считанные минуты. Позвонив в дверь, мы подождали пару минут. После дверь открыл отец именинника и, попросив нас не топтать в прихожей, удалился на кухню.

Глава 2.

День рождения прошел не плохо. Друзья у него, как я и предполагала, лучше него самого, но не намного. Все было очень обычно и привычно: салатики, торт, чай и совсем немного красного вина, единственное вино, которое я переносила на вкус. Всем налили по бокалу этого напитка. Несколько человек чуть ли не залпом выпили его, чего я очень не люблю. Я же немного пригубила вино и поставила его обратно на стол. Вино было очень даже не плохим. Его подавали к мясу, а точнее к шашлыкам. Спустя пол часа в комнате стало душно, и я попросила открыть форточку. Мою просьбу выслушали, но как бы проигнорировали, сославшись на то, что в комнате и так достаточно холодно. Я смирилась, но в голове моей мелькнула какая-то мысль о мести. Кому и за что, я так и не поняла. Глаза налились кровью, и все вокруг почему-то начало становиться алым. Перед моими глазами возникло какое-то существо, мне неизвестное и, буквально через пару секунд все исчезло, не оставив и следа. Я не предала этому никакого значения и даже забыла. Мне было очень душно. Именно поэтому я очень часто подходила к окну и, открыв его, вдыхала ароматы вечерней улицы. Иногда я замечала на улице некоторое волнение, чем оно было вызвано, я также не могу понять. Возвращаясь к столу, я делала небольшой глоток вина и возвращалась в русло разговора. Никто не замечал моего состояния, что для меня было скорее приятным, чем наоборот. Знаете, иногда очень полезно чувствовать себя одинокой в толпе. Это качество, порой, помогало мне не слушать чей-либо крик, отключиться от мира. Именно в эти мгновения можно было ощутить настоящий, реальный мир. Мир без иллюзий. Свой мир, который многие не видят, и не стараются увидеть. Уже к вечеру мне стало немного хуже, и я начала чувствовать непонятную боль тела. Это была боль не определенной части тела, как после бега болят ноги, а всего тела, всех клеточек этого организма. Боль была не сильной и, именно поэтому я как бы заглушала ее другими ощущениями. Где-то часам к семи мы решили разойтись по домам. Почти всем надо было на автобус, так что идти до метро, мне пришлось идти практически одной. Единственный человек, который пошел со мной, был настолько не разговорчив, что я не замечала его присутствия. На улице похолодало. На небо вышел ранний месяц и как-то неприветливо освещал дорогу и редкие деревья. Свет его падал так, что казалось, что это иней лежит на ветках итак почти мертвых деревьев, придавая им какую-то неземную голубизну и серость. Единственное желание, которое возникало у меня на ходу, это было поскорее добраться до своего дома, до своего убежища, до своего рая.… Но идти еще предстояло долго. И я это знала. Утешать себя я не пыталась, да и вообще не для меня занятие жалеть себя. Я вошла в метро, и меня обдало приятным теплом, теплом, которое создано дыханием сотни, тысячи людей. Буквально на мгновение время остановилось, все вокруг меня замерло. Над одним из них светилось красное пятно. Я не предала этому значения, но лицо запомнила на долго, наверно, на всю жизнь. Время заново пошло. Спустившись по эскалатору вниз, я увидела краем глаза этого человека. Пятно исчезло. Одна электричка прогудела где-то вдалеке и начала приближаться к платформе. Человек стоял на середине платформы прямо у края. Я остановила на нем взгляд, и какая-то сила потянула меня к нему. Я невольно пошла. Пройдя метра 3, я замерла, наблюдая, как он прыгает вниз, на рельсы. Несколько криков испуганных детей и женщин, вздохи нескольких мужчин, и вот уже его тело скрылось под колесами электрички. Поезд не затормозил, да и не успел бы. В мозг на долю секунды проникла какая-то ужасная боль, и я, вскрикнув, согнулась пополам, пытаясь хоть как-то ее от себя отогнать. Боль разлилась по всему телу и исчезла, также внезапно, как и появилась. Я подняла глаза и увидела бегущих к месту происшествия каких-то людей в синей форме. Наверное, милиция. Я направилась к своей электричке, которая только что подъехала и, прямо перед закрытием дверей, услышала сообщение, что это направление временно будет закрыто. Я дошла до дома. Мрачные мысли прочно засели в голове. Открыв ключом дверь, я зашла в квартиру и, не ответив на мамино «привет», прошла к себе в комнату. Сняв с себя верхнюю одежду, и, надев свою привычную домашнюю футболку и небольшую черную юбку, я отправилась в ванную. На часах было около девяти часов, когда ванна была набрана. Бросив в нее пару ложек какой-то дряни, которую мне прописал врач, я потрогала воду. Убедившись, что она достаточно теплая, я разделась и погрузилась в нее. Я сразу почувствовала, как мягкий водяной шелк окутал мое тело. Приятное тепло разлилось по нему, и боль исчезла. Взяв книжку, приготовленную заранее, я углубилась в чтение. От этого процесса меня отвлек мамин голос, который позвал меня. Сначала я не откликнулась, боясь потерять нить сюжета, но позже, когда вопрос повторился, мне пришлось оторваться. Она хотела узнать как я, и не перерезала ли я еще себе вены. Ответив нет, я, похоже, успокоила ее. Книгу читать дальше желания не было. Взглянув на часы, оказалось, что уже половина одиннадцатого. Я вытерлась и, одевшись, пошла к себе. Положив книгу на полку, я взяла гитару и попыталась наиграть мелодию, которая уже давно сидела в моем мозгу. Через пару минут ко мне в комнату зашел отец и, сказав, что я уже давно должна быть в кровати, выключил свет. Сам же он пошел на кухню, смотреть телевизор. Я прокляла все на свете и, отложив гитару в сторону, легла в кровать. Спорить сегодня сил у меня не было. Раньше я считала, что единственный человек, который меня понимает в этой семье, был отец, но сейчас мое мнение сильно изменилось. Он стал тряпкой. Мать крутит им как хочет. Сама она не в состоянии противостоять мне, а действовать на отца она еще может, поэтому все ее капризы проходили через отца и выливались на меня. Каждый раз, когда он что-то делать по приказу матери у меня возникает желание плюнуть ему в лицо, сказать, что он тряпка, сказать: «ненавижу», но что-то меня останавливает. Подумав про себя, что на этом моя жизнь с родителями застопорилась, и дальнейшего развития не произойдет, я уснула. Проснулась рано. За окном еще было темно, но первые намеки на рассвет размывали черную тушь неба. Проснулась я от боли в сердце. Меня трясло, и кидало из холода в жар. Сердце кололо и я, согнув колени, и, прижав их к груди, терпела эту невыносимую боль и муку. Сердце бешено билось, а мое дыхание участилось. В голове царил хаос. Откуда ни возьмись, появлялись мысли связанные со смертью, с тем, что мой век очень мал. Я это знала, но откуда, понять мне было, не дано. Чей-то голос возник в голове. Низкий мужской бас с элементами электроники. Я пыталась отогнать его прочь. Я боролась. На этот раз мне это удалось. Голос исчез, а с ним и боль. Я долго пыталась уснуть. Мне это удалось, но только к рассвету.

Глава 3.

Проснулась я, когда за окном уже пели запоздалые птицы, а осеннее солнце еще пыталось греть землю, иногда закрадываясь ко мне в комнату. Я протерла глаза и села на кровати. Тяжело вздохнув, я вышла из комнаты и, пройдясь по коридору, поняла, что одна дома. Меня это очень сильно обрадовало. Сегодня был хороший день, в институт мне идти не надо было, так что я была свободна. На часах было уже 11 часов. Я поставила чайник и, сделав пару бутербродов, села на табуретку. Заварив чай, я пошла в гостиную и, сев перед телевизором начал пить. Чай был очень горячим. Так как я вчера немного простудилась, и у меня болело горло. Сделав пару глотков, я почувствовала, что «немного болит» тут и рядом не лежит. Горло адской болью отозвалось на горячий чай. Я закашлялась. Я поняла, что этот чудесный день отыгрался на мне. Я заболела. Мне надо было идти к врачу. Сегодня сил у меня, естественно не было, поэтому, я целый день провалялась в постели изредка засыпая. Сон для меня не был чем-то здоровым, скорее наоборот. Мне было постоянно холодно, я не чувствовала пальцев рук. Перед глазами то и дело появлялись какие-то образы. Вечером пришли мать с отцом, и вызвали неотложку. Меня увезли. В пути я уснула. Проснулась лишь под утро в огромной белой палате с одной стеклянной стеной. За ней стояли три человека. Кто это понять я не смогла – стекло деформировало их изображение. Голоса были слышны, но не отчетливо. Некоторые слова из их разговора я улавливала. Понятно было, что они говорили про меня, потом пару раз повторялось слово «легкие» и еще какие-то непонятные мне термины. Повернув голову в мою сторону, один из врачей (это я поняла по одежде) зашел в палату и, справившись о моем здоровье, спросил, могу ли я идти. Я ответила, что не знаю, и поднялась на ноги. На мое удивление они меня держали и довольно крепко. Меня проводили в кабинет рентгена и, сделав фотографию, попросили подождать за дверью. Ждать пришлось не долго. Буквально через пару минут ко мне вышел врач с омраченным лицом и сказал, что нам надо пройти в еще пару кабинетов. Я спросила, что все это значит, но он ответил мне, что ничего серьезного, проверка. Дальше меня протаскали почти по всем кабинетам больницы, а потом сказали, что подержат здесь еще пару дней, а потом выпустят. После всех этих кабинетов у меня закружилась голова и я закашлялась. Кашель был сухой с остаточной болью, как бы рвущий меня изнутри. Меня проводили ко мне в палату и, закрыв за собой дверь, врач подошел к родителям, которые сидели на одной из топчанов, стоящих в коридоре. Я немного приоткрыла дверь и начала вслушиваться в их разговор. Всего разговора мне услышать не удалось, но по отрывкам фраз можно было понять, что у меня то ли рак легких, то ли подозрение на него. Я заснула мгновенно. Спала без снов, глубоким здоровым сном, который для меня уже давно стал редкостью. Проснувшись, первое, что я увидела у себя перед глазами, была мама, которая сидела на стуле рядом с кроватью. Она заметила, что я проснулась и сказала, что мы сегодня же отсюда уезжаем, а также, что нам позвонят, когда надо будет еще приехать. Я даже обрадовалась. Часам к двум дня мы уже были дома. Мать ушла на работу, оставив на столе сто рублей и записку, которая гласила, что я могу купить на них все что хочу, только не сигареты. И с какой стати она решила, что я курю? Наверное, все из-за подозрения. Я разорвала записку и выбросила все, что от нее осталось в мусорное ведро. Деньги я тратить не стала, еще пригодятся. Следующая неделя прошла безо всяких происшествий. Единственное, что кашель усилился, а горло болело еще сильнее. Я сидела дома всю неделю, не высовывая носа на улицу. Лишь изредка говоря по телефону. Разговаривала я помалу потому, что говорить мне было ужасно больно. Единственное развлечение для меня это был Интернет и компьютер. Сидя в паутине, я познакомилась с целой кучей людей. Только там, в чатах, я показывала себя ужасно веселой и беззаботной. Написала пару стихов. Хотя последние дни той недели я сидела в комнате просто так на полу, думая о себе, о том случае с человеком и красным пятном. Но все как-то не складывался этот пазл. В конце недели я решила выйти на улицу и подышать воздухом. Был день, но солнце не грело, птиц я уже не слышала, а температура на улице упала почти на 10 градусов по сравнению с прошлой неделей. Перед выходом я взглянула в зеркало и увидела, как бы мельком красное пятно у себя над головой. Сначала я не предала тому значения, посчитав обманом зрения, потому, что, взглянув в зеркало второй раз, я ничего не заметила. Я спустилась по лестнице и по привычке посмотрела в почтовый ящик. Он был пуст. Я погуляла всего пару часов. Я бродила по нашему парку, который был от нашего дома всего в десяти минутах ходьбы. Вернувшись, я застала почтальона, который раскладывал письма по ящикам. Наш ящик он тоже не обошел стороной. Я взяла большое письмо, которое было адресовано мне, и направилась домой. Открыв дверь, и, сняв ботинки, я зашла в мамину комнату и села на диван распечатывать письмо. Письмо было из больницы. Меня это ужасно разволновало. Прочитав его, я была очень расстроена. Суть письма была в том, что у меня рак легких и жить мне осталось не больше двух-трех недель. Впервые в жизни я начала себя жалеть, и большая соленая слеза упала на ковер. Я пошла к себе в комнату. Я села на пол и нала думать, что делать. Две недели это не большой срок. За него мало что успеешь сделать. В голове было две мысли. Одна из них была: дожить эту жизнь и умереть от адской боли, а вторая: покончить со всем раз и навсегда. Минуты казались мне часами. Я не знала, что делать. Я не люблю боль. Выбрав второе, я решила, что это единственно верное для меня решение. На этом свете меня ничего держит. Я решила подождать еще день. Когда пришла мать, я сначала поколебалась, говорить или нет, но, решив не тревожить ее, я промолчала. Вечером засела за компьютер, и написала небольшое послание матери и отцу. Суть письма была в том, что я не хочу жить и умереть в муках, а также, чтобы они не укоряли себя в моей смерти, хотя и сыграли почти главную роль в разрушении моей нервной системы. Немного расчувствовавшись, я пустила слезу, и, стерев ее с клавиатуры, нажала сохранить документ на рабочем столе. Выключив компьютер и свет в комнате, я пошла спать. Родители были удивлены столь ранним моим сном. Я же для себя решила, что хоть последний день, а точнее ночь, моей жизни мне запомнилась. Я уснула. Впервые в моей недолгой жизни я видела цветные, не пугающие, сны. Для меня это уже давно стало необычным. Мне снилось мое детство… раннее детство, которое я сама помню плохо, которое в основном состояло из рассказов родителей. Дальше шла темнота, ничего кроме темноты…. Простой, обычный сон, которого я уже жду на протяжении трех или четырех лет.

Глава 4.

Проснулась я уже к тому времени, как родители ушли из дома. Я почистила зубы и, позвонив своей лучшей подруге, поздравила ее с наступающим днем рождения. Сказала, что у меня все в порядке. Позвонила своему одному из лучших парней и сказала, что очень его люблю, правда он извинился передо мной, и сказал, что ответить взаимностью не может. Я не расстроилась и пожелала ему удачи. Одевшись в свой самый лучший костюм, я встала на подоконник и открыла окно. На часах было четыре. В комнате играла моя любимая органная музыка. Я отворила окно и закрыла глаза, встав на самый край подоконника. Передо мной возник образ того человека с красным пятном, и я сделала шаг вперед. Я ощутила полет. Несколько секунд полной власти надо всем, над миром, над людьми, а самое главное над своей жизнью. Я ощутила все, что может чувствовать человек. Потом все это резко оборвалось. Мгновенная боль сменилась пустотой….

Эпилог.

На следующий день, после того, как домой приехали мать и отец, пришел почтальон с письмом из больницы. Мать вскрыла его, не поднимаясь в квартиру. Письмо гласило: ваша дочь здорова, это один из видов гриппа, дальше шли извинения и список лекарств для лечения…